– Да. Нет. Это приятная боль, – ответил он с принужденной улыбкой.
Рубашка снова прикрыла его грудь, а Серена проложила пальцами дорожку по зарослям волос на его животе к поясу на брюках.
Она взирала на Джонатана молча целую минуту, потом передвинула пальцы еще ниже. Он сидел неподвижно, стиснув зубы. Напряжение исходило от него, и казалось, что он перестал дышать. Серена, которая тоже замерла, возбужденная, через несколько секунд выпустила из разжатых губ струйку воздуха и еще раз погладила торс Джонатана под рубашкой.
Он откинулся назад и прижал к бокам руки, сжатые в кулаки, предоставив ей возможность продолжать ласкать его.
Серена перебирала густые волосы Джонатана, целовала подбородок, губы, нос, лоб. И шею тоже. Медленно огладила его руки от плеч до запястий, ощущая через ткань каждый мускул.
Каждое прикосновение вызывало у нее внутри вспышку жара, который тотчас пробивался наружу. Губы стали чувствительны до боли. От Джонатана пахло туалетным мылом, мускусом, мужчиной, и это усиливало ее желание целовать его еще и еще, узнать вкус каждого уголка его тела.
Она начала покусывать кончики его пальцев, и тогда из самых глубин его груди вырвался стон, низкий и протяжный. Серена вскинулась, но в ту же минуту, поднырнув под его приподнятую вверх руку, устремилась к мускулистой, трепещущей плоти торса. Отодвинув в сторону край его рубашки, она гладила, трогала кончиком языка, целовала эту плоть, открывая ее для себя.
Так вот он какой, этот вкус мужского тела. То был Джонатан каков есть, такой, каким прежде она не успела его попробовать.
Теперь он дышал прерывисто, и она снова припала к его губам в поцелуе таком глубоком, что испугалась в нем утонуть. Вокруг все исчезло, кроме Джонатана. Больше ничего не существовало.
Она провела рукой по его груди, коснулась подбородка, взъерошила волосы.
Джонатан оказался в такой позе, что Серена теперь лежала на нем. Он слегка приподнялся, и она сдвинулась с него вниз, после чего он накрыл ее своим телом.
Он дотронулся кончиком языка до ее подбородка, потом шеи, после чего зубами развязал ленточку на нижней рубашке. Стянул сорочку сначала на плечи, потом ниже, осторожно прихватывая ткань мягкими движениями губ. Когда обнажились груди Серены, он начал целовать соски, и она задышала часто и прерывисто.
Джонатан продолжил ласки, двигаясь все ниже и приподняв Серену руками за бедра, теперь уже смог совсем стянуть с нее сорочку, под которой больше ничего не было надето. Она лежала неподвижно, пока он, притихший, молча смотрел на нее, словно не желая торопить.
– Ты так красива, – негромко заговорил он. – Ангельски прекрасна. Так совершенна.
Она подняла на него глаза и была потрясена выражением истинного благоговения на его лице, понимая, что это мгновение навсегда запечатлеется в ее памяти.
Джонатан сел, выпрямился и снял с себя рубашку, панталоны и нижнее белье. Впервые увидев его полностью обнаженным, Серена даже вздрогнула при виде мужественного и совершенного телосложения, ничуть не похожего на мягкие линии ее собственной фигуры.
– Тебе холодно?
– Нет, – выдохнула она. – Не холодно. Я потрясена… кажется.
Он улегся рядом с ней и прижал к себе. Хоть ей и не было холодно, но кожа тем не менее оставалась прохладной до этой минуты, а теперь его жаркое тело очень скоро согрело ее до самых глубин. И тут он повернулся так, что оказался лежащим на ней. И очень скоро она начала возбуждаться от приятного жара.
Он снова принялся ласкать ее, гладить и целовать. А она тоже горела желанием ласкать его, продолжить обретение его плоти заново. Быть вместе с ним так, как она больше никогда и ни с кем не была.
С ним они бывали близки и прежде. Однако те случаи были поспешными и как бы украденными, запретными. А теперь для них настало время настоящей близости. И это было почему-то гораздо… больше, гораздо значительнее.
Его рука потянулась вниз, и Серена раздвинула ноги еще до того, как сообразила, что произойдет далее. Но когда его пальцы прижались к ее женственной плоти, самой чувствительной, она громко охнула, и все тело содрогнулось в бурной реакции.
– Ох! Щекотно!
Он улыбнулся и снова потрогал ее, потеребив пальцем холмик Венеры. На сей раз ей удалось остаться тихой и не вздрагивать, и прикосновение отозвалось во всем теле дрожью изумительного наслаждения.
– Нет, – еле выговорила Серена. – Я ошиблась.
– Не было щекотно?
– Нет… ничуть.
Он прижался губами к ее губам, когда снова потрогал ее нежную плоть.
Его член увеличивался и твердел у самого ее бедра, в то время как пальцы продолжали ласкать, вызывая все растущее возбуждение у Серены.
– Джонатан, – прошептала она. – Джонатан.
Она сжала его руки, ощутив под пальцами напрягшиеся крепкие мускулы.
– Прекрасная Серена. О Боже, как ты хороша!
Она не могла бы определить, сколько времени прошло до той секунды, когда он почти неощутимым движением убрал руку. Она открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее не только с нежностью, но и с настоятельной мольбой.
– Я не могу ждать, – только и сказал он.
Движением колена он раздвинул ей бедра, удерживая их в таком положении. Серена чувствовала каждое его прикосновение к своей возбужденной плоти, и наконец он добрался до самой чувствительной точки ее женственной сущности. Глаза их снова встретились, и Джонатан замер.
Они смотрели друг на друга, часто и прерывисто дыша. Серена чувствовала, как бьется ее сердце, – или его сердцебиение она так воспринимала? Или оба сердца стучали в такт?